
Теракт в Буденновске показал уязвимость российской безопасности и привел к ужесточению антитеррористических мер
Июнь 1995 года. В разгаре первая чеченская война. Тихий городок Ставропольского края Буденновск сотрясает кошмар наяву. Туда ворвались террористы во главе с полевым командиром Шамилем Басаевым и потребовали вывода войск из Чечни.
В Буденновске у террористов в заложниках оказались более 1200 человек, в том числе маленькие дети. Выставленные в окна местной больницы, пленные под шквальным огнем кричали: «Не стреляйте!»
Те пять дней, что заложники провели в буденновской больнице, вошли в историю. Это был первый теракт, прогремевший на территории современной России. Это был первый случай, когда нападавших отпустили. Да не просто так, а с гарантиями от правительства. Подробности — в материале наших коллег из MSK.RU и 26.RU.
Спустя 30 лет Буденновск не забыл о трагедии. Очевидцы событий до сих пор вспоминают об этом со слезами на глазах. Не отпускает теракт и тех, кто боролся за спасение пленников местной больницы. Матерые спецназовцы и сегодня задаются вопросами: «Почему штурм провалился? Стоило ли тогда уничтожить автобус с террористами, предотвратив последующие теракты и вторую чеченскую? Пусть и ценой жизни сопровождавших боевиков правозащитников и журналистов…»
«Все понимали, что если что-то пойдет не так, мы взлетим на воздух»
Ночью 14 июня 1995 года отряд Басаева, в котором, по разным данным, было от 160 до 200 человек, выехал в Ставропольский край. Цель — устроить теракт в одном из городов России и добиться вывода войск из Чечни. До Ставрополья басаевцы добрались, преодолев больше 50 блокпостов. Всё это время три КАМАЗа и перекрашенный в милицейскую ливрею ВАЗ-2106 не проверяли — из машины кричали, что грузовики идут из Чечни, груженные телами российских бойцов, а осматривать «грузы 200» тогда считалось кощунством.
По признаниям самих басаевцев, отправляясь в дорогу, они не знали, где именно произойдет теракт. Звучала идея устроить диверсию в Минеральных Водах, был и амбициозный план доехать до Москвы.
Днем 14 июня на очередном КПП боевиков остановили и направили для проверки документов в Буденновск. Эта случайность решила судьбу города. Почти сразу же басаевцы попытались штурмом взять местный РОВД на улице Ставропольской, в упор расстреливая милиционеров. Бой продолжался около 20 минут, но полностью «крепость» так и не была взята, хоть и палили в нее из пулеметов и автоматов.
«В наш кабинет вошла последняя посетительница, начальник изолятора временного содержания собирался подписать ей документ. Тут ворвались чеченцы и стали стрелять. Моего начальника убили сразу, пуля попала в сердце. Женщину тоже убили. А я, наверное, родилась в рубашке. Не помню, как упала за стол и, кажется, потеряла сознание. Когда пришла в себя, бандиты выводили из здания заложников, проверяли комнаты, я слышала, кто-то сказал: „Вроде тихо, никого нет“. На полу, в лужах крови, повсюду лежали убитые», — цитата сотрудницы милиции Люси (опубликована в газете «Вечерний Ставрополь» 17 июня 1995 года).
После, разделившись на три группы, террористы принялись громить город. Бандиты атаковали городскую администрацию. Огонь вели на всех пяти этажах.
«Мы заехали на улицу Ставропольскую. Видим, стоит милицейская машина, а рядом лежит окровавленное тело на асфальте. Мы еще не знали, что террористы уже в городе. Решили объехать через центр и попали в самое пекло», — вспоминает попавшая в заложники Светлана Лактионова.

Семья Светланы Лактионовой попала в самый эпицентр трагедии
В тот день 28-летняя Светлана из Прасковеи собиралась к подруге в Буденновск. Добираться всего три километра, но с двумя детьми на руках — четырехлетней Арианной и десятимесячной Юлей — и это расстояние преодолеть непросто. Муж Светланы Олег специально заехал за женой и дочками в свой обеденный перерыв, чтобы отвезти их.
«В центре нас остановили три вооруженных боевика. Они подняли вверх автоматы и приказали выйти из машины. Всех, кого поймали с улиц, они погнали на площадь. Они кричали: „Аллах Акбар!“ и палили по окнам зданий, воротам», — говорит женщина.

Арианна потеряла сандалики. Босую дочь я на бегу схватила на руки. Останавливаться было нельзя. За спиной раздавались выстрелы. Кто-то кричал, что нас гонят в рабство в Чечню.
К центральной площади подогнали бензовоз. Он стал основным инструментом давления на толпу заложников, которую в сумятице захватили на улицах и вывели из зданий по дороге. Палящее солнце, жара +30 градусов и мучительное ожидание того, что будет дальше.
«Нас рассадили вокруг бензовоза. В небе уже летали наши вертолеты. Все понимали, что если что-то пойдет не так, мы взлетим на воздух», — рассказывает Лактионова.
Заложников выстроили в колонны и повели к больнице. На пятачке возле нее басаевцы громили и грабили ларьки.
«Брали себе воду и продукты, нашим детям подносили „киндеры“. Через хирургию мы вошли в больницу. Всем мужчинам сказали отойти в сторону, нас с мужем разделили. Первую ночь мы с детьми провели на полу в кабинете главного врача. Наша десятимесячная Юля оказалась самым младшим заложником из числа тех, кого схватили на улице», — говорит Светлана.

Басаевцы принесли стационарный телефон, приказали звонить родным и передавать их требования. Так они хотели остановить войну в Чечне.
Кто такой Шамиль Басаев?
На момент вторжения в Буденновск террористу Шамилю Басаеву было около 30 лет. Он — опытный военный (прошел войны в Абхазии и Нагорном Карабахе) и ярый националист, который считал себя освободителем Ичкерии. Имеет звание «Подполковник конфедерации народов Кавказа».
До войны в Абхазии Шамиль Басаев жил в Москве. С 1986 года учился в Московском институте инженеров землеустройства.
В 1991 году он участвовал в угоне пассажирского самолета Ту-154. Борт летел из Минеральных Вод в Турцию.
После теракта в Буденновске он руководил рядом других терактов, например, захват в 2002 году театрального центра на Дубровке в Москве. Тогда погибло 129 заложников. Он взял на себя ответственность за взрыв двух российских самолетов в 2004 году. По его команде произошел захват школы № 1 в Беслане в 2004 году.
В 2006 году его ликвидировали. КАМАЗ с ним и несколькими боевиками был взорван на территории Ингушетии.
«Сходил домой на обед, а вернулся в больницу вместе с боевиками»
В 1995 году 23-летний Вячеслав Воронков был студентом-медиком. Жил рядом с родителями в двух минутах ходьбы от больницы. На протяжении следующих шести дней он мог видеть отчий дом только из окна.
«Раньше расположение приемного покоя было несколько иное, чем сейчас. Поэтому я боевиков увидел как раз на пороге приемного отделения. Я в тот день сходил домой на обед, а пришел вместе с боевиками. Как они меня не пристрелили, я до сих пор не понимаю, — описал события того дня корреспонденту 26.RU медицинский работник. — Метров 500 от дома всё было. Ходишь по больнице, смотришь в окошко, а пойти домой не можешь».
Несмотря на всю кошмарность ситуации, врачи продолжали работать — операции, лечение.
«Ежедневные осмотры, обходы, коррекция назначений с учетом особенностей ситуации. В общем, что было в моих силах, делал. Потом, когда крыша загорелась, крышу тушили, людей эвакуировали из нашего крыла. Так что, ну, как бы было чем заняться», — продолжает доктор Воронков.
В больнице на момент захвата был запас медикаментов и продовольствия примерно на два дня. В первые дни захвата, по словам заложников, они получали еду от террористов. Но еда быстро закончилась. Люди начали голодать. К больнице стали свозить припасы со всего края.
«Поначалу террористы даже делились с пациентами награбленным в ларьках: мед, конфеты. Никакого к нам физического насилия тоже не было. В женские палаты боевики не заходили. Но, когда встал вопрос, что нужно вставать в окна и кричать „не стреляйте“, там сильно не церемонились. У меня большой интерес вызывает тот факт, как наши умудрялись стрелять так, что оконные проемы были вокруг все изрешечены, а люди в них, к счастью, все остались живы. Вот для меня это большая загадка, как так получилось, как смогли. Спасибо им большое», — поделился с нами врач.
«Смотрите, как мы ваших летчиков расстреливать будем»
22-летнюю Оксану Алейникову теракт застал в родильном отделении. 8 июня на свет появилась ее дочь Лера, в день захвата их должны были выписывать из больницы.
«После кормления нам с соседками по палате вновь раздали детей. Мы удивились. Акушер-гинеколог Раиса Николаевна говорит: „Нас взяли в заложники“. Выглянула в окно, а там толпа бежит. Террористы стреляют, пленных загоняют внутрь», — вспоминает Оксана.
Для устрашения басаевцы расстреляли шестерых заложников прямо перед главным корпусом больницы. Как утверждают местные, среди убитых были милиционеры и вертолетчики буденновского полка, которых схватили на улице.
«Боевики заходили к нам в палаты и говорили: „Идите к окнам и смотрите, как мы ваших летчиков расстреливать будем“. Врачи потом из шестерых палат девчонок согнали в выписную комнату. Они спрятали нас и сказали носа своего не показывать, пока всё не уляжется», — говорит Алейникова.

Мы у себя спрятали жену летчика. Их там расстреливали. Смастерили этой женщине из того, что было, куколку, завернули как ребенка в одеяло. Террористы не смотрели, что внутри свертка. Пронесло.
В комнате для выписки было шумно. Один из новорожденных всё никак не мог заснуть. Его мать от пережитого стресса лишилась молока, голодный, он надрывно кричал.
«Я взяла ее малыша и говорю: „Давай накормлю. Он, наверное, плачет, потому что кушать хочет“. Поел, и воцарилась тишина. Моя Лера почти всё время спала. Как чувствовала, что происходит что-то плохое», — вспоминает Алейникова.

На стенах буденновской больницы до сих пор остались следы от выстрелов
«Мы не знали, что оказалось захвачено»
Сигнал о тревоге поступил в Управление «А» Центра специального назначения ФСБ 14 июня около 14 часов дня. Никто и предположить не мог, что утренняя отработка приемов совсем скоро понадобится в бою. На сборы у «альфовцев» положен максимум час — времени прощаться с родными не было, да и не положено.
«Мы не знали, что оказалось захвачено, сколько людей находится внутри. Собирались на классическое задание: освобождение заложников с объекта с небольшой группой боевиков. В мире еще не было таких терактов, как в Буденновске. Уже потом выяснилось, что в больнице около 200 басаевцев и почти 2000 тысячи пленных», — говорит он.

Перед отправкой спросил у командира: «Надо взять пулемет?» Он говорит: «Зачем? Мы же на освобождение едем». Как потом оказалось, пулемет был очень кстати в этой операции.
В тот же день два отдела «альфовцев» прилетели в Минеральные Воды, впереди — еще несколько часов на автобусе до Буденновска.
В ночь на 15 июня в город приехали директор ФСБ Сергей Степашин, глава МВД Виктор Ерин, его первый заместитель Михаил Егоров и вице-премьер Николай Егоров. В здании местного РОВД они разбили оперштаб.
Добравшимся до Буденновска «альфовцам» поступила первая команда сверху: встать в оцепление вокруг больницы. Эта задача не для группы антитеррора, но в охваченном смятением городе никому до этого не было дела.

Вместо того, чтобы отрабатывать штурм на похожем здании или хотя бы отдыхать, готовясь к заданию, мы стояли в оцеплении. Этим вполне могли бы заняться офицеры и солдаты Минобороны или МВД.
«Воюй с вооруженными людьми, а не с женщинами и детьми!»
Первые переговоры поручили главе краевого РУБОП Владимиру Попову. 41-летний силовик не раз участвовал в разведоперациях на Кавказе. Его уважали как боевики, так и федералы. Утром 15 июня в больницу вошли подчиненные Попова. Один из них, чеченец Шарип Абдулхаджиев, признал в «большом Асламбеке», ближайшем соратнике Басаева, своего родного брата.
«Зачем ты приехал? Хочешь воевать? Воюй с вооруженными людьми, а не с женщинами и детьми!» — пересказывал потом разговор братьев Попов.
В числе первых требований боевиков было допустить в больницу прессу. В штабе пообещали это выполнить, но тянули с решением. На переговоры с Басаевым пошел глава УВД Ставрополья Медведицков. Ему удалось вывести пятерых заложников.
Примерно в 14:00 15 июня Басаев заявил, что боевики будут убивать по пять заложников в час, если журналисты не войдут в здание.
«Когда в очередной раз сроки затянули, басаевцы вывели пять ребят из подвала и расстреляли», — будет вспоминать потом заведующая хирургическим отделением Вера Чепурина.
Вместе с замглавврача Петром Костюченко она вышла из больницы и направилась на переговоры в штаб. Около 20:00 они вернулись в сопровождении журналистов. Когда процессия заходила в больницу, завязалась перестрелка. Пуля прошла через шею Чепуриной на вылет. Та, что несколько суток оперировала раненых, сама оказалась под скальпелями коллег.
Телевизионщики взяли у Басаева интервью. Он требовал немедленный вывод войск из Чечни, признание ее независимости и прямых переговоров Ельцина с Дудаевым.
«Первое, что я помню, это страшный смрад, стояла невероятная жара. А у больницы вокруг меня валялись трупы, и они начинали разлагаться, я помню этот резкий запах. В больнице куча народу, которые лежали на полу, кто-то на матрасах, кто-то просто на голом полу, по коридорам, по бокам, с левой, с правой стороны. Народ был измучен, изможден, потому что не было ни воды, ни еды», — описывает происходящее бывший журналист Олег Петровский.
Президент РФ в то время находился на саммите «Большой семерки» в Галифаксе. Он улетел на Запад, зная, что буденновская больница захвачена террористами.

Борис Ельцин и Билл Клинтон на саммите G7 в Галифаксе, 1995 год
«В Москве не имели представления, что происходит в Буденновске»
Арианне нездоровилось. Наутро после захвата больницы у нее поднялась температура, и Светлана, собрав детей, добилась, чтобы их пустили в детское отделение. Когда малышка поправилась, их направили в кардиологию, где содержались другие заложники.
«Внезапно я увидела, как по коридору идет моя троюродная сестра в сопровождении чеченцев. Я и не знала, что она здесь. Выяснилось, что ее вместе с семьей так же забрали с улицы. Она успела мне крикнуть: „Я своих ищу. Найду — и к тебе вернусь“, — вспоминает Лактионова.

Вместе с нами сидели дагестанцы: отец с дочкой. Их схватили басаевцы в отделении милиции. Боевики им говорили «вы — наши земляки», но никаких преимуществ у них не было.
«Уже потом я пошла узнать о судьбе мужа. Взяла с собой детей. Юля дикая была, ни с кем не оставалась. Мы дошли до столовой: всех мужчин согнали туда. Их было так много, что сидя, нельзя было вытянуть ноги. Юля увидела Олега, вцепилась в него ручками и не отпускала. Мужу сказали, что, если он не будет пытаться сбежать, ему разрешат пойти с нами», — рассказывает она.
В штабе тем временем кипели обсуждения. По словам Филатова, глава РУБОП Попов предложил «бескровный план»: войти в здание как переговорщик, уничтожить Басаева, а остальное бы сделали «альфовцы». Но идею Попова так и не одобрили.
«Думаю, если бы он смог убить Басаева, то в связке со штурмом, который реализовала бы Группа „А“, мы могли почти бескровно освободить заложников. Это был умный и изящный план человека, который понимал психологию преступников, возможности силовиков, но… увы, не учитывал психологию и интересы политиков», — напишет потом «альфовец» Филатов.
Вечером 16 июня в Буденновск приехали правозащитники во главе с депутатом Сергеем Ковалевым, в их числе был и 51-летний Валерий Борщев. Прибывших поселили в местной администрации, которая пострадала во время боев на улицах Буденновска.
«Нам выделили в здании комнату, спать приходилось чуть ли не на полу. Врачи, вышедшие из больницы, рассказали о ситуации. Сергей Ковалев звонил Басаеву и сказал: „Мы предлагаем в заложники себя, а вы выпускаете остальных“», — вспоминает Борщев.

Басаев отказался, но контакт был налажен. Надо сказать, что в Москве не имели полного представления, что происходит в Буденновске. Это было ясно из последующего разговора Ковалева с Гайдаром. Позже тот связался с Черномырдиным.
«Бирки с новорожденных не снимали, чтобы можно было опознать»
В пять часов утра 17 июня начался штурм здания. Спустя 20 лет после теракта Алексей Филатов в своей книге «Буденновский рубеж» напишет о нем так: «Местные интуитивно понимали, что мы, как и они, в той ситуации оказались заложниками».
«Мы попали под град из пуль, гранат и всего остального. Я был шокирован такой плотностью огня. Каждое окно четырехэтажной больницы стало боевой позицией для террористов», — со злостью говорит спецназовец.

Найдя точку для ведения огня, я увидел заложников, которых привязали бинтами к оконным рамам как живой щит. Они кричали, умоляли нас не стрелять. Тогда мы с товарищами поняли, что, выполняя приказ, не можем гарантировать сохранность пленных.
«Мы воспитывались и тренировались с совершенно другой установкой. Нашей целью всегда было — спасти заложников и взять преступника живым, чтобы потом распутать весь криминальный клубок. Некоторые даже ходили на задания с пустым магазином, чтобы не было малейшего шанса случайно убить заложника. Хватало морального воздействия на врага, одного вида оружия хватало», — с запалом говорит Филатов.
Когда начался штурм, в выписной комнате все спали. Вдруг над больницей закружили вертолеты, началась перестрелка. Повсюду стоял истошный крик.
«Один из боевиков залетел к нам в палату. Толкал нас под кровать, накрывал нас с детьми матрасами и кричал: „Девчонки, вы извините. Мы этого не хотели“. Вместе с тем он гордился, говорил нам: „Смотрите, как ваши по вам стреляют, помогают. Вы им не нужны“», — рассказывает Оксана Алейникова.

Мы стали писать имена, фамилии, адреса на теле. Бирки с новорожденных мы не снимали, чтобы можно было опознать.
Бой продолжался несколько часов. Штурмовики и заложники понесли большие потери. Пальба продолжалась до позднего вечера и измотала обе стороны. В ходе операции из здания удалось вывести 61 заложника. Их содержали в плохо охраняемых боевиками неврологическом и травматологическом отделениях.
«Штурмовать заминированное капитальное здание, набитое заложниками и обороняющимися боевиками с хорошим оружием и обилием боеприпасов, спецназовцами, которых меньше ста — это просто глупо. Нет других слов», — с горечью с голосе рассказывает Филатов.

Всё равно, что отправлять подразделение на верную гибель. Они не выполнят задачу, просто полягут все.

Родильное отделение после штурма
«Еды не было. Детям разводили глюкозу»
Вечером 17 июня Черномырдин поручил депутату Сергею Ковалеву идти на переговоры к террористам и от имени правительства говорить об освобождении заложников. Басаеву предложили отпустить женщин и детей из родильного и детского отделений (всего их оказалось 111 человек. — Прим. ред.) в обмен на самих депутатов-пацифистов. Главарь боевиков согласился. Но при условии, что услышит согласие на прекращение огня и переговоры лично от Черномырдина.
Утром 18 июня между ними и состоялся транслировавшийся по телевидению телефонный разговор. К полудню была освобождена первая группа заложников.
«Заходит акушер Раиса Николаевна и говорит: „Девочки, спокойно взяли своих деток и выстроились в ряд. Сейчас выпускать будут“. Укутала Леру в пеленку, а сама пошла босая, в одной ночнушке», — вспоминает Оксана Алейникова.

До этого предлагали отпустить детей. Мы уперлись: «Детей не отдадим. Либо мы все вместе выходим, либо никак».
В это время Светлана Лактионова и ее семья всё еще находились в больнице. Сидели в помещении для стерилизации.
«Боевики разбомбили склад с медикаментами. Двери не было, в проем они поставили тюки с марлей. Всё это время мы просидели в темной комнате, в туалет ходили друг у друга на виду. Еды не было, и мы детям разводили глюкозу», — с дрожью в голосе говорит женщина.

Пропорций мы не знали, сделали слишком сильный концентрат. Детей начало рвать, я вся липкая была. Старшей стало совсем плохо: руки поднимаем — она падает без сознания.
На поле боя рядом с больницей оставались тела погибших «альфовцев». Среди тех, кто пал при штурме, был 31-летний командир спецгруппы майор Владимир Соловов. Прикрывая отход группы, он вызвал огонь на себя.
Рискуя жизнью, майор пограничных войск Сергей Попов и разведчик Владимир Попов вынесли тело майора «Альфы» Владимира Соловова на территорию федералов.
«Они улетели в среду и больше с ними связи не было. Я предполагала, куда они поехали. Убили его утром в субботу, а сообщили мне ночью с воскресенья на понедельник. Коллеги объезжали семьи и сказали: „Ваш муж погиб при выполнении боевого задания“», — рассказывает Татьяна Соловова.
Познакомилась пара в лагере комсомольского актива — ему было 16, ей 15 лет. Татьяна вспоминает, сразу приметили друг друга и с тех пор дружили. А в 1983 году поженились, в браке прожили счастливых 12 лет.
«Почти сразу же, как узнала, позвонила его родителям. Дети на лето к ним уезжали. Сыну Максиму было одиннадцать, Кате — семь лет. Она отца уже совсем не помнит», — тяжело вздыхает вдова.

Владимир Соловов (по центру в спортивном костюме) с семьей
«Мама, мамочка, больно, больно!»
На тот момент фотокорреспонденту Наталье Медведевой был 31 год. Дорогами первой чеченской она исколесила почти весь Кавказ, а после теракта собралась в Ставрополье. В Буденновск Наталья поехала «самоходом» — редакция журнала «Огонек» в командировке отказала.
По приезде в город Наталье окольными путями удалось пробраться к первому блокпосту, ближайшему к больнице. Чтобы разведать обстановку, она и ее коллега присели пообедать с военными. В этот момент раздался взрыв. Трое ранены, один убит.
«Я очнулась, лежа лицом к земле. У меня весь рот был в грязи. Встала и ничего не могу понять: люди ходят, открывают рот и тишина, идеальная тишина. Вдруг слышу: „Мама, мамочка, больно, больно!“ Подхожу ближе, а там лежит фээсбэшник, который до взрыва обещал меня выгнать с блокпоста. Врачи его раздели, чтобы осмотреть раны. Он лежал голый и кричал от боли», — вспоминает журналистка.

У меня контузия и ранение в голову. В больнице мне сделали операцию: под местным наркозом разрезали, вынули осколок. А сотруднику ФСБ трепанацию черепа делали, он умер. Потом мне прислали из военной прокуратуры объяснение: рядовой сидел в БМП № 315 и нечаянно нажал.
Вечером 18 июня Басаев потребовал шесть пассажирских автобусов, чтобы вернуться в Чечню под прикрытием добровольных заложников. Тем временем, в штабе обсуждали, стоит ли минировать колонну.

Раненая Наталья Медведева после взрыва
«Когда нас расстреливали, то людей разрывало на части»
Отъезд назначили на пять утра 19 июня. К этому моменту террористам подогнали шесть «Икарусов» и одну машину с рефрижератором для хранения тел убитых боевиков. Федералы медлили, а Басаев выдвигал всё новые требования.
Сбежав из больницы, Медведева направилась к блокпосту. Там собирались журналисты, готовые ехать вместе с Басаевым.
«Тысячи журналистов было. Я просила, чтобы меня тоже записали. Смотрю, а я 580 в списке. Нам говорят, что в первую очередь поедут иностранные журналисты. Напоминало это всё прогулку, экскурсию. Бред какой-то», — ежится Наталья.
Поток желающих схлынул, лишь когда военные обмолвились: «Из города выедут, будем брать».
«Первым вышел корреспондент программы „Вести“ Леша Самолетов, потом вызвалась я. Ухо с левой стороны у меня еще не слышало. Мне казалось, что я говорила громко: „Ребят, давайте еще кто-нибудь. Чем нас больше, тем больше шансов, что мы выживем“. От „Коммерсанта“ пошел Сергей Тополь. Нас набралось 12 человек», — вспоминает журналистка.
Позже вызвавшихся журналистов завели в больницу. Перед их глазами предстала ужасающая картина: покореженные палаты, изнемогающие пациенты и перемазанные своей и чужой кровью врачи. И трупы, много трупов. Их складывали в подвале больницы.
«В коридорах всё было забито людьми. Когда говорила с женщинами, то заметила, что тела у них были исписаны. Они мне говорят: „Когда нас обстреливали, то пробивало стену или в окно влетало, то людей просто на части разрывало. Мы собирали, где чья рука, нога, голова и всё это уносили в подвал“. Так они подготовились к своей смерти», — рассказывает Медведева.

Женщина беременная спряталась в шкаф и ее осколками убило. В родильном отделении кроватки новорожденных все покореженные, побитые снарядами, осколками. Заходишь в какую-нибудь палату, а там кровь, как будто ее взяли и несколько ведер вылили.

Медсестры писали имена у себя на халатах, чтобы можно было опознать
«Товарищ депутат, нас не убьют?»
Всего набралось 139 добровольцев. Перед отъездом штабовики собирали расписки.
«Нас посадили в автобусы, и вдруг каждому из нас стали подходить и давать документ весьма странного содержания: „Я, (имя), добровольно присоединяюсь к бандитской группе Ш. Басаева и выезжаю с ней в Чеченскую Республику, осознавая все возможные последствия своего решения“», — вспоминает Валерий Борщев.

Естественно, все подняли на смех эту расписку, но отношение власти к нашему решению было понятно. Никто эту бумагу не подписал.
После этого формулировку поменяли: «Согласен добровольно сопроводить группу Ш. Басаева без предварительных условий и осознаю ответственность за принятое решение».
В итоге с места колонна сдвинулась лишь вечером 19 июня.
«Мужчины — заложники больницы тоже согласились ехать с нами. Матери рыдали, когда своих ребят провожали. В автобусе нас рассадили так: у окна заложник, справа боевик. Если начнут стрелять, то первым убьют сопровождающего», — рассказывает Борщев.

Сидевший рядом со мной террорист всю дорогу ныл, что ему досталась самая худая. Эта сволочь постоянно разворачивала меня к окну. Между стеклами были перегородки. Я старалась живот втянуть, чтобы хоть как-то спрятаться.
По пути вокруг колонны барражировали вертолеты, вдоль дорог стояли военные и боевая техника. В автобусах подозревали, что колонну готовятся штурмовать, но этого не произошло.
«Над нами летали вертолеты. Говорят, летчикам отдали приказ уничтожить кортеж. Но письменно это заверить никто не решился», — делится Борщев.

Ребята-заложники были молодые, очень тревожные. Спрашивали: «Товарищ депутат, нас не убьют?» Я им говорил: «Нет, не убьют». Но у меня такой уверенности, конечно, не было.
«Ночью мы остановились попить воды. Было очень жарко. Боевики куда-то ушли, мы остались одни. Я думал, что сейчас подойдут наши солдаты и скажут: „Давайте, бегите“. Но никого не было. Выпив воды, я подумал, что туда подмешали снотворное. Сел в автобус, устроился поудобнее, но ничего не произошло», — вспоминает он.

В автобусе переживали, что начнется штурм. Но приказ так и не был отдан
Среди «альфовцев» тем временем нарастало напряжение. Участники подразделения не разделяли идею сопровождения террористов.
«Когда узнали, что не было даже предпринято штурма для того, чтобы во время движения уничтожить террористов, плохо отнеслись к этому решению. Казалось, что жертву погибших и раненых наших товарищей обесценили. Было ощущение, что всё было зря. По крайней мере, это было тогда, спустя пару дней после боя», — говорит Алексей Филатов.

«Басаева встречали как героя»
Путь из Ставрополья в Чечню и обратно занял три дня. По дороге сломался рефрижератор с труппами боевиков, пошел запах гниющих на жаре тел. Басаевцы подозревали диверсию, стали готовиться к штурму. В основном колонна ехала в обход населенных пунктов, была лишь остановка в Хасавюрте.
«Радость дагестанского народа была неописуемая. Все поздравляли Басаева и его банду, были рады, что они устроили такое в Буденновске. Несли ему подарки, угощали. Доехали до Чечни, до Зандака. Басаева встречали как героя. Он митинг даже провел: „Мир. Дружба. Жвачка. Всех русских перережем“», — делится Медведева.
После заложники вернулись к ближайшему федеральному блокпосту. В Буденновск добровольцы вернулись около полудня 21 июня.

На родине Басаева встречали как героя
«Мы в Буденновске потерпели поражение, поступили бесхарактерно»
По данным управления ФСБ России по Ставропольскому краю, в результате теракта погибли 129 человек, из них 18 милиционеров и 17 военных. Кроме того, 415 человек получили огнестрельные ранения. Также были уничтожены 16 боевиков — девять из них ликвидировали на территории города, семерых — в здании больницы.
Несмотря на то, что прошло 30 лет, но свой страшный след теракт оставил не только в стенах больницы, но и в душах людей.
Не прошла бесследно трагедия в Буденновске и для разведчика Владимира Попова. В 2003 году в Ингушетии он лично задержал участника нападения на Буденновск Руслана Сулейманова. Он был за рулем «Жигулей», сопровождавших КАМАЗы. Ставропольский краевой суд приговорил его к 11 годам лишения свободы.
Еще одного боевика, Магомеда Таймасханова, Попов задержал в Гудермесе в 2005 году.
«Я в тот момент был уже первым заместителем начальника разведслужбы группировки войск на Северном Кавказе, а Магомед был сотрудником Службы безопасности Чеченской Республики. Операция по его задержанию длилась 15 секунд. Мы отвезли его в Ханкалу, показали фотографии из Буденновска, и через несколько часов он начал говорить на камеру. Как и все боевики, заявил, что сам никого не убивал. Но признал, что совершил преступление и должен за него ответить», — рассказывал потом Попов журналистам «АиФа».
Суд приговорил Таймасханова к 12 годам лишения свободы.
«Когда мы встретились, Владимиру было уже 66 лет. По привычке он вместо вечерней прогулки делал обход по Буденновску. Говорит: „У меня тут круг есть, 12 километров. Вечерняя нагрузка и за городом присматриваю“», — вспоминал потом Попова «альфовец» Филатов.

Владимир Попов с дочерью Анастасией
Эхо войны так и не отпустило разведчика Попова. В возрасте 68 лет он ушел на СВО. Вместе с ним отправились его родственники — сын, зять и внук.
«Я не хочу, чтобы здесь были молодые парни, чтобы они гибли. А у меня — опыт, я могу его передавать, защищать», — так объяснял причину своего решения присоединиться к казачьему батальону «Терек» Попов.
Вернуться домой к пяти детям и 12 внукам ему не удалось. В 2023 году он погиб под Клещеевкой в Донбассе. Похоронили Попова со всеми почестями на Ставрополье. Героем России он стал посмертно.

Награду «Герой России» Попову вручили посмертно
Не утихают и политические споры вокруг теракта в Буденновске.
«Переговоры должны быть, чтобы сохранить жизнь людей. Нам это удалось, план группы Ковалева дал эффект. Заложники больницы вышли на свободу и остались живы. К сожалению, наш опыт власти не поддержали», — делится мнением правозащитник Борщев.

Когда были последующие ситуации — Беслан, Норд-Ост — была позиция против переговоров. И напрасно, потому что человеческая жизнь дороже всего.

«Альфа» восприняла теракт в Буденновске как поражение
«Альфовца» Алексея Филатова до сих пор мучает вопрос: стоило ли в Буденновске уничтожить банду Басаева, пресечь терроризм на корню.
«Если бы ту операцию довели до конца и банду Басаева ликвидировали во время движения колонны, то погибло бы какое-то количество заложников. Жертвы бы исчисляли десятками, но с большой долей вероятности не было бы второй чеченской кампании. Не были бы уничтожены десятки тысяч мирных жителей и военных», — рассуждает Филатов.

Не было бы подрывов домов, Беслана, Норд-Оста и других терактов. Мир был бы совсем другой. Этот вывод логичный для всех, кроме родственников заложников. Никто своего родственника не может соотнести с десятками тысяч других людей. Но мы люди военные, и мы обязаны рассуждать прагматично и выбирать меньшее зло.
«Мы в Буденновске потерпели поражение, поступили бесхарактерно. Де-факто тогда Ичкерию сделали свободной. Мы опять оказались в нулевой точке. К 1995 году мы загнали их в горы, можно было довести дело до конца и строить новую Чечню. Мы же начали этот процесс спустя семь лет, потеряв десятки тысяч людей», — считает он.

На территории есть мемориал в память о бойцах «Альфы», врачей и милиционеров, погибших от рук басаевцев
По словам Филатова, после развала СССР силовые структуры находились в упадке. Пострадали от политической игры и элитные подразделения спецназа. Отказавшиеся штурмовать Белый дом «Альфа» и «Вымпел» попали в переплет.
«"Вымпел» расформировали, «Альфа» сохранилась благодаря имиджу и поддержке ветеранов. Был некомплект состава. Служить стало постыдно, неуважаемо. На это не было денег, средств и политического решения. Мы не могли позволить себе тренироваться, сколько нам надо, даже единообразной формы не было. Все силовые структуры были обескровлены, умерщвлены», — объясняет Филатов.
Распалась и советская агентурная сеть. Как считает Алексей, это тоже стало одной из причин, почему теракт в Буденновске не предотвратили.
«В 1995-м мы впервые столкнулись с таким видом терроризма. Мир еще не знал, что такой массовый захват заложников возможен. После Буденновска было принято решение перестраивать структуру безопасности под новый калибр. В 1997 году произошло объединение спецназов. Власти стали внимательнее смотреть на развитие подразделений, улучшать разведку и профилактику терроризма», — говорит экс-спецназовец.

К сожалению, эта работа не свелась к паре лет, а длилась десятилетиями. И за этот опыт и школу жизни мы заплатили кровью.